|
|
|
|
|
|
|
|
| |
|
|
|
|
|
|
|
С полицией шутки плохи (2-я командировка, 1987-91 гг.)
С сирийской полицией чаще всего приходилось иметь дело в связи с авариями машин и наездами на людей. Помимо служебных автомобилей, работники Торгпредства и специалисты часто покупали списанные советскими организациями машины (их вывозили теплоходом из Тартуса в Одессу), ездили на них и тем самым увеличивали число происшествий. Так, однажды преподаватель из Института русского языка (в г. Телле, возле Дамаска) сбил пешехода и попал в тюрьму. Его жена захотела срочно и почему-то на ночь глядя отвезти ему передачу. Мы подъехали к зданию тюрьмы на большом автобусе с нашим водителем, который обычно возил русистов. При свете фар увидели, как из-за ворот выскочил охранник с автоматом в руках. Я вышел, объяснил, что нам надо, и меня пустили вовнутрь. В ярко освещённой комнате сидело несколько тюремщиков. Они сказали, чтобы я оставил сумку им, обещая утром передать нашему специалисту. Я положил её на каменный пол и вернулся в автобус.
В таких случаях Посольство старалось как можно быстрее отправить наших людей в СССР, потому что по сирийским обычаям первые трое суток родственники погибшего имели право на кровную месть. Один раз, когда был сбит насмерть старик, нам с юристом Торгпредства (виновника происшествия уже давно вывезли в Советский Союз) пришлось договариваться с представителем семьи погибшего. В присутствии местного адвоката было подписано так наз. полюбовное соглашение, по которому нами был под расписку выдан чек на сумму около 100 тысяч сирийских лир (фунтов) в обмен на отказ от каких-либо дальнейших претензий к Торгпредству. С этим же юристом мы улаживали в полиции дело с аварией, которая случилась по дороге в Дамасский аэропорт.
Как-то мы с ним пытались расследовать дело об убийстве нашего специалиста в Латакии. Он исчез, и поехавший туда офицер безопасности из Посольства обнаружил его тело между трансформаторной будкой и стеной городка советских специалистов, в котором мы с начальником неоднократно бывали во время наших командировок. Мужчину убили точным ударом ножа в сердце. Поскольку под его телом тоже нашли перочинный нож, внешне это выглядело как дуэль с одним из жителей городка, если только труп с тем, чтобы подумали на наших, не подбросили туда сирийцы. Арестовали всех, кто с ним жил (в другом месте), но вскоре выпустили. К тому времени я уже работал в отделе кадров и заполнял на арабской пишущей машинке для МИДа САР необходимые документы к дипломатическим и служебным паспортам работников Торгпредства. В этой же комнате находилась картотека. Юрист вызвал меня в коридор и сказал, что хорошо было бы поискать в ней какого-нибудь бывшего мясника, хирурга или спецназовца: уж больно подозрительным ему казался этот единственный, точный удар в сердце. Виновного в убийстве так и не нашли.
Однажды мне пришлось переводить полицейский протокол о наезде машины сопровождения на своих же велосипедистов, в результате которого погибло и было ранено несколько местных спортсменов.
Что касается самих сирийцев, то у нас не было с ними никаких проблем, ввиду почти полного отсутствия преступности в стране. Если случаи с наездами в Сирии обычно улаживали с помощью денег, то другие преступления часто карались повешением, например: пассажир ограбил таксиста, студент университета соблазнил свою однокурсницу, врач насиловал пациенток, находящихся под наркозом. Казнь проводилась ночью, затем труп в назидание народу висел в течение суток в каком-нибудь людном месте. Один раз до нас дошли сведения, что на площади Аббасидов казнили трёх молодых мужчин. Мы с шефом поехали посмотреть. Тела повешенных были обернуты в большие листы белой бумаги с надписями. Я вылез из машины, чтобы выяснить причину казни. Мне объяснили, что это израильские шпионы. Были ли они евреями или арабами, я не спросил.
И, конечно же, почти полное отсутствие пьянства и воровства. Лавки и столы, заполненные товарами. Хозяин спокойно с кем-нибудь пьёт чай на другом конце улицы или вообще отсутствует. Никто ничего не украдёт. Наши военные специалисты проверяли, оставляя в комнате, куда заходили солдаты, разные предметы, включая фотоаппарат. Ничего не пропало. Ну, у кого-то украли куртку из УАЗика. У другого исчез из квартиры пистолет. И всё.
Редкий случай воровства, в расследовании которого я участвовал как переводчик. Наша женщина, уезжая на пляж возле Латакии, оставила дорогие часы на своей подушке. Вернулась, они исчезли. Мы с начальником обратились к управляющему. Тот отказался что-либо делать, мол, мы всё придумали. Поздний вечер, но мы едем вдвоём в ближайший полицейский участок. Коротко объясняем случившееся. У нас не требуют никаких заявлений, документов и т.п. Везём одного из полицейских на нашей "Ладе" в гостиницу, заходим к управляющему.
- Кто-нибудь был в номере в её отсутствие?
- Да, одна наша работница, она производила учет. Но у нас никто не ворует. Может, ваша женщина потеряла часы на пляже, а теперь валит на нас. Сколько они стоят?
- 500 лир.
- Это она так говорит. Может, гораздо меньше.
Наконец, управляющий сдаётся:
- Ладно, ладно, вот я отдаю свои собственные деньги, - раздраженно говорит он, вытаскивает из сейфа 500 лир и кладет перед нами, на стол.
Полицейский встает и говорит управляющему:
- А завтра утром подъезжайте в участок.
Отвозим его обратно и возвращаемся в гостиницу. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18796 |
|
|
|
|
Слабонервным не читать
Помимо юриста, я как переводчик работал в тесном контакте с главным врачом ЦМП (Центрального медицинского пункта). Это было не только совместное с ним сопровождение, скажем так, нерядовых пациентов во время их визитов к сирийским специалистам, но и посещение моргов. То, что другие видели только в фильмах ужасов, я наблюдал собственными глазами. И мне же приходилось переводить медицинские заключения, например, такого содержания: "Смерть наступила в результате падения с большой высоты, повлекшего за собой травмы, несовместимые с жизнью". Это случилось на строительстве ТЭС "Тишрин" под Дамаском - колеса одной из люлек подъёмного крана внезапно сошли с рельс, и наш специалист разбился о бетонный пол зала электростанции. Позже я видел этот злосчастный кран, когда сопровождал туда премьер-министра Сирии (застрелился, находясь под домашним арестом, в 2000 г., чтобы избежать суда за коррупцию) и советника-посланника по экономическим вопросам Посольства СССР (прекрасной души человека).
О некоторых смертях я рассказывал в вспоминалке "С полицией шутки плохи". Они происходили довольно часто - один погиб от удара током самодельного обогревателя, другой перевернулся в машине, третий умер от сердечной недостаточности. Случались ещё более страшные происшествия, о которых я не могу рассказать не из соображений секретности, а по чисто моральным причинам.
Однажды работники Торгпредства с семьями отправились на автобусе в город Деръа, находящийся неподалёку от границы с Иорданией (мы в шутку называли его Дырой, с него в 2011 г. началась гражданская война в Сирии). Хотя мы уже ездили с тремя дочерями на море, в пансионат неподалеку от Тартуса, на этот раз я заартачился, и мы остались дома. Вечером нам позвонили в дверь и сказали, что срочно нужна моя помощь как переводчика. Меня отвезли на машине в частную клинику, где уже находился главврач ЦМП. В палате, на кровати, лежал пораненный шофёр, а рядом с ним сидела его дочь, у которой была повреждена нога. Оказалось, что на обратном пути в Дамаск наш автобус задел встречный грузовик и, перевернувшись, упал в кювет. К счастью, никто серьёзно не пострадал. Сидевшая с моим начальником в одной комнате женщина пожаловалась мне на синяки по всему телу, а шофёру, помимо других травм, оторвало рулём большой палец руки. Он был переведён из водителей в механики. Впоследствии он умер в Египте, когда удил на берегу моря рыбу и, видимо, получив солнечный удар, упал в воду.
Ко всему прочему, главврач, с которым мы обычно ездили на его служебной машине, был сильным игроком, кандидатом в мастера. Когда я узнал, что в "64-Шахматное обозрение" опубликовали мою первую дебютную статью (о ферзевом фианкетто), я поделился с ним своей радостью.
- Надо же, - удивился он, - я читал её. Думал, что это просто однофамилец.
Ему же я рассказал про замысел моей следующей статьи (об английской системе), который я реализовал во время ближайшего отпуска. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18797 |
|
|
|
|
Контрабандисты
Поскольку большинство русистов [преподавателей русского языка] работало в Хомсе, Алеппо, Латакии и Джебле, первые полтора года мы с моим начальником 10-13 дней в месяц проводили в командировках. Однако после смены руководства положение ухудшилось. Новый Торгпред оспаривал каждый пункт наших заданий на командировку, а его заместитель по кадрам вообще отказывался их подписывать. Теперь удавалось вырваться из Дамаска всего на 3-4 дня в месяц. Все нормализовалась с приездом нового руководителя контракта, который смог наладить хорошие отношения с начальством. Командировки стали чаще, а один раз Торгпред меня даже взял в Латакию (мы сопровождали министра строительства СССР).
Кроме частых поломок нашей «Лады», причиной которой была описанная выше авария, с нами постоянно случались разные происшествия. Однажды шеф взял с собой в командировку жену и дочь-младшеклассницу, и мы вечером заехали на пляж, возле Латакии. Искупавшись, мы неудачно развернулись на берегу моря, и машина намертво застряла в песке. Наступила ночь. Неожиданно в темноте появился небольшой автобус. Когда мы подошли к нему и попросили взять нас на буксир, группа сирийских молодых людей тут же вылезла из автобуса, приподняла машину и поставила её в безопасное место.
В другой раз, неподалеку от этого пляжа, мы с новым руководителем контракта, не сбавляя скорости, решили форсировать на нашей «Ладе» небольшую речку, которая, как мы поняли потом, соединялась с морем. В результате у машины оторвался номер, а вода залила её до сидений. Нас было трое, мы позвали еще одного парня, который сидел на берегу, и вместе выкатили машину из воды.
- Как мы вернёмся потом назад? - спросил я парня.
- Вода уйдет, - коротко объяснил он.
И действительно, после отлива мы без труда пересекли ту же самую речку. Несмотря на летнюю жару, нам пришлось ещё долго просушивать сидения и коврики «Лады».
Как-то мы поехали с делегацией в Пальмиру, через пустыню. Наступил вечер. Бензин на исходе, заправок нет, встречных машин тоже. Думали, так и заночуем. Вдруг вдалеке заметили огонёк. Свернули с дороги, навстречу нам вышел молодой мужчина и продал бензин из канистры. Другая делегация приехала зимой, и мы все вместе отправились через заснеженную пустыню в Дейр-эз-Зор. Там нашли гостиницу. Рядом набережная, по ней протекала небольшая, наполовину высохшая река. Я знал её название, но всё равно спросил хозяина гостиницы. "Это Евфрат," – гордо ответил он. Выход из номера был прямо на улицу. Навалили сверху одеял наши куртки, так и спали. На следующее утро поехали дальше, миновали Ракку и остановились в ас-Сауре, чтобы осмотреть Евфратскую плотину. Вместе с советским инженером мы спустились на лифте вниз, где-то на седьмой уровень, и он показал нам турбины. Затем отвёл на смотровую площадку. Мой шеф решил нас сфотографировать. Для этого он вскочил на парапет и встал спиной к ревущему потоку. Нас всех охватил ужас от такого зрелища. А он спокойно спрыгнул на пол, и мы пошли дальше.
Оба моих начальника приехали в Сирию, имея международные водительские права. Но в Москве у них не было своих машин, поэтому не имея ещё необходимого опыта вождения в стране, где все ездят, как хотят, и поголовно являются миллиметровщиками, они сначала попадали в опасные ситуации. С первым шефом мы какое-то время ездили на старой «Волге». Один раз нас оттеснил с дороги гигантский автобус, прочертив глубокую царапину вдоль борта. В другой раз, когда мы получили из Москвы новенькую «Ладу», мы двигаясь на ней задним ходом, врезались в мула, точнее в большой мешок у него на спине. Но поскольку в Союзе шеф увлекался гонками на мотоциклах, он научился водить машину так, что мы на трассе легко обгоняли Мерседесы и БМВ. До сих пор с содроганием вспоминаю, как он ночью на дикой скорости ехал по горному серпантину из Латакии в Алеппо. Второй начальник пытался учить вождению меня. Дважды мы приезжали с ним в пустой парк Тишрин, где обычно проводились выставки. В первый раз я чуть не съехал по лестнице вниз, с трудом дотянувшись ногой до педали тормоза (шеф был выше меня на голову, а мы не отрегулировали сидение водителя под мой рост – 176 см). Во второй раз я даже сделал несколько кругов по площадке, потом свернул на улочку, и ехавшая навстречу машина, опасливо прижавшись к бордюру, остановилась.
С первым начальником мы несколько раз были в Ариде, небольшом местечке в Ливане, недалеко от Хомса. Оставляли машину рядом с таможенным постом, шли пешком мимо деревни, затем по камням через ручей и - мы в Ливане. Мы приноровились выносить двухкассетные магнитофоны, ставя их вертикально в черных пакетах. Главное было успеть донести покупки до нашей "Лады", потому что на ней были дипномера. Меня и начальника не останавливали ни разу, но мы особо и не наглели. Как-то он захотел купить видео и телевизор. В лавке ему сказали, что это можно переправить через границу на осле, но в тот день было нельзя, так как патруль получил сигнал о возможной контрабанде гашиша. Однажды мы взяли с собой в Ариду директора Центра русского языка в Дамаске. Она, глядя на нас, тоже купила двухкассетник, и сирийский таможенник остановил её. Тогда она на литературном языке сказала ему: "Мне нужен магнитофон, потому что я изучаю арабский". Таможенник засмеялся и пропустил её.
В Тартусе мы с шефом иногда останавливались на ночлег в бунгало, на специально огороженном пляже для военных. Обычно мы брали с собой пропуска, подписанные начальником Генштаба Сирии. С этим удостоверением у меня как-то случился конфуз. Поехал провожать шефа в Тартус, на теплоход до Одессы. В городе машина заглохла. Стали её толкать, и этот скользкий ламинированный документ выпал из кармана моей рубашки. Обнаружил я это через полчаса, вернулся на то же место, а там работают уборочные машины. Оказалось, что пропуск смыло сквозь дренажную решетку в водосток. Пришлось напечатать длинную объяснительную записку сирийцам, чтобы мне выдали новый.
Как-то в Латакии мы вчетвером остановились в гостинице с до боли знакомым названием "Лазурный берег". Там, в двухэтажном номере, кроме основной двери, которая открывалась с помощью электронной карты, можно было раздвинуть стеклянные и прямо в плавках выйти на пляж. Там же, в Латакии, мы как-то сняли двухместный номер в другом отеле и попросили поставить туда дополнительную раскладную кровать для руководителя наших русистов в Алеппо, которого мы взяли с собой в командировку. Утром к нам заглянула уборщица со шваброй в руках, солидная полная женщина, и, увидев этого роскошного мужчину, с буйной растительностью на обнажённой груди, воскликнула:
- Алла́!
Один раз заезжали в И́длиб (российские СМИ и эксперты неправильно ставят ударение на второй слог), нынешнюю столицу «Джабхат ан-Нусра». Наших специалистов там не было. Встретились с губернатором. Он рассказал нам про местную достопримечательность - советского зубного врача, который учился в Союзе с одной сирийкой, и, женившись на ней, поселился в их городе. До этого мы встречались только с русскими, украинками и белорусками, женами сирийцев, и их детьми-билингвами.
Однажды мы приехали в военно-морской колледж в Джебле. Там советником был капитан 1-го ранга. У него дочь свободно болтала с соседскими детьми, которые то и дело забегали к ним в квартиру. Затем её посадили рядом со мной на диван с "Учебником арабского языка" Ковалёва и Шарбатова, по которому я сам когда-то учился в институте, и она начала так же бойко читать.
В других городах мы часто заходили в местные клубы, где собирались наши специалисты. О таких посещениях мой первый начальник говорил:
- Ну вот, опять я всех обыгрываю в настольный теннис и на бильярде, а ты – в шахматы.
И действительно, несмотря на своё довольно плотное телосложение, мой шеф в этих двух играх был настоящим мастером. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18798 |
|
|
|
|
О сирийцах
Гостеприимство. Если я заходил к соседям по каком-нибудь вопросу или в лавку, где разговаривал с хозяином, тут же меня угощали чаем (помимо чёрного, зелёным, а также мате и каркаде), либо крепким, густым кофе, от которого сразу начинало быстро биться сердце. То же самое было при посещении генералов и старших офицеров, недаром их ординарцев мы называли «чаеносцами». Эта сцена повторялась, даже если я заходил в палатку к простым солдатам. Они не только наливали мне чай, но и предлагали свой последний сэндвич. Как-то стою, жду наш военный автобус ПАЗ, рядом стройка, проходит бедуинка в национальной одежде, возвращается и молча наливает мне в стаканчик чай, потом ещё. Рассказываю сирийским офицерам, те смеются и говорят: «На третий раз она зарезала бы для тебя барана». Вернувшись через три года в Сирию, мы с шефом и двумя женщинами, руководителем и парторгом группы русистов в Хомсе, пошли в один из кинотеатров, которые обычно находятся в центре города. Вдруг кассир узнал меня и, не беря с нас денег за билеты, посадил в зале, на отдельных местах (оказалось, мы служили раньше в зенитно-ракетной бригаде). Начался фильм, и он в темноте появился вдруг с подносом, на котором были стаканчики с напитками и пирожные. В другой раз еду с делегацией министра строительства СССР, и машина, в которой я сижу, намного обгоняет остальные. Тормозим у какой-то деревни, местный житель тут же выносит из своего дома столик, предлагает нам присесть и разливает всем чай. Нас догоняют и крайне удивляются, как это мы успели так устроиться.
Религиозная терпимость. Сирия была вполне светским государством. Никаких разговоров, насмешек и шуток, касающихся вопросов веры, я не слышал. При этом в 1990 г. мусульмане в Сирии составляли восемьдесят семь процентов населения страны. Многочисленные исламские праздники, Рождество, обе Пасхи были нерабочими днями для всех. Соответственно мечеть, православная церковь, католический и армяно-григорианский храмы могли находиться на одной улице. Я побывал везде. Что касается евреев, то они, как правило, торговали на так наз. серебряных рынках, и никто их не трогал. Им запрещалось служить в армии, но какого-то бытового антисемитизма я не заметил.
Вежливость. Даже самый простой человек, какой-нибудь феллах (крестьянин) или бедуин, старается быть с вами учтивым и корректным. Для этого в арабском существует множество так наз. формул вежливости. Русский язык после революции их в значительной степени утратил. Мат, даже в речи интеллигенции, стал обычным явлением. К сожалению, мой военный начальник (полковник) был ужасно грубым. Меня просто коробило от его слов. Сирийские переводчики, боясь наказания от офицеров рангом повыше, значительно смягчали его слова. Я же говорил всё, как есть. Сирийцы сочувствовали мне: "Мы понимаем по выражению твоего лица, что тебе всё это не нравится". В конце концов, они нажаловались начальнику штаба бригады, и советский полковник стал повежливее. Мой первый гражданский шеф в чём-то даже превосходил его. Если он видел, что при переводе я опускаю или сокращаю ужасные шутки и эпитеты, которыми он награждал своих сирийских собеседников, он с укором мне говорил:
- Ну, ты, как всегда, упрощаешь.
Однажды глава Спорткомитета САР сказал ему:
- Если вы будете продолжать говорить в таком же духе, мне придётся общаться с вами только в письменной форме.
Алкогольные обычаи. Проработав в Сирии шесть лет, я ни разу не видел на улице пьяных, хотя спиртное продается там без каких-либо ограничений. Обычно в компании они наливают себе в стаканчик немного анисовой водки (арака) крепостью 55 градусов, но всегда добавляют в неё воду. При этом арак тут же белеет (сирийцы называют его "молоком для львов"), и они могут цедить эту горьковатую смесь целый вечер. Те же из них, кто пытался угнаться в питии с нашими специалистами, в конце концов падали под стол. Кроме арака (с добавлением перца это хорошее лекарство от заболеваний горла), среди многих русских, особенно женщин, был очень популярен джин, который разбавляли тоником, колой и фантой. Пьётся он легко и незаметно, затем, правда, еле выходишь из-за стола. И ещё я видел, как всё это недорогое по нашим меркам спиртное там изготовляют. Раз, во время командировки, мы подъехали к отдельно стоящему домику на окраине одного города. Внутри небольшой конвейер, который в тот момент не работал, пустые бутылки, машинка для закатывания пробок, наборы наклеек, эссенции разного вида, большие ёмкости со спиртом. При всей кустарности изготовления алкогольных напитков никто из наших специалистов ими не травился. В конце этой небольшой экскурсии нам в подарок загрузили спиртным багажник, и мы поехали дальше.
О женщинах. В Сирии проживало тогда почти десять процентов христиан, с ними никаких проблем не было (девушки их ходили по улице в бриджах, ярко накрашенные по тогдашней местной моде). С мусульманками всё было по-другому. Мы жили в Дамаске в полуподвале с небольшим садиком, в который соседи сверху постоянно скидывали мусор. Я пошел к ним, открыла арабка, тут же накинула на голову платок и сказала, что дома сейчас нет никого из мужчин. Раз мы хотели спросить как пройти у двух женщин, одетых в чёрное, они шарахнулись от нас в сторону. Однако паранджей там было мало, обычно платки (хиджабы) и пальто. При этом не считается чем-то постыдным открыто кормить грудью младенцев (но на советского офицера, который вышел на балкон с голым торсом, тут же нажаловались соседи). Первое время это шокировало наших специалистов. Кроме того, купаться мусульманкам можно только в платьях. Однажды летом в бассейне, на крыше гостиницы «Аш-Шам» в Дамаске, я видел девушку, платье которой, одетое на голое тело и намокшее в воде, так просвечивало, что её прелести оказались выставленными на всеобщее обозрение. Однако никто, кроме меня, как будто не обращал на это внимания: главное, общепринятые правила были ею соблюдены. Сирийские мужчины в целом симпатичнее женщин, но и среди них часто встречаются красавицы (ещё работая в «Интуристе», в разговоре с ними я краснел как пион).
Я простился с этой землей больше тридцати лет назад, но до сих пор, словно наяву, вижу массивные колонны Пальмиры из розового гранита; глубокие ущелья и крутые, захватывающие дух спуски со склонов гор, окаймленных искусственными террасами; покрытые мхом башни Крак-де-Шевалье; выпуклую поверхность моря, темно-синего у горизонта, бирюзового посередине и бело-желтого от песка и пены у берега; шумный восточный базар с рядами овощных, обувных, парфюмерных и ювелирных лавок, мастерскими горшечников и жестянщиков, словно сошедшими со средневековой миниатюры; увешанных драгоценностями бедуинок в расшитых платьях и высоких головных уборах, с покрытыми татуировкой лицами и рядом старинных золотых монет на лбу; мальчишек, разложивших свой товар на пышущем жаром асфальте, под ногами прохожих; и над всем этим ясное, без единого облачка небо с устремлёнными ввысь голубыми минаретами городских мечетей. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18799 |
|
|
|
|
Эпидемия аварий
Как-то утром, в понедельник, когда я ещё жил на старой квартире, я сел в микроавтобус, который нас отвозил на работу, и вдруг водитель задал мне странный вопрос:
- Скажи, бог есть?
- Конечно, нет, - ответил я.
- Есть: твой шеф возле Хомса врезался в столб, и, если бы ты поехал с ним, то очутился бы на капоте.
Дело в том, что в пятницу меня впервые не пустили с ним в командировку: новый переводчик Торгпреда заболел, а в субботу (у арабов всего один выходной день - пятница) ожидались переговоры. Это стало известно в самый последний момент, я даже пришёл на работу в тот день с вещами и был, конечно, крайне недоволен. Теперь же в здании Аппарата экономсоветника все поздравляли меня, говоря, что я родился в рубашке. Заму Торгпреда по кадрам, который не пустил меня в командировку, я шутя сказал:
- Вы спасли отца троих детей.
Всё произошло за 2 км до Хомса. В воскресение, в 9 вечера, мой начальник ехал из Алеппо, куда ему пришлось с полдороги вернуться назад, потому что он забыл у преподавателей свою визитку с документами, деньгами и ключами от квартиры. Машина двигалась со скоростью 65-70 км/час, и её прижал к обочине гигантский трейлер. Тогда мой шеф выбросил нашу «Ладу» на газон, однако парапет оказался слишком высоким, машина села на передней мост и потеряла управление. В результате он снёс металлический фонарный столб и разбил капот, а также, видимо, повредил задний мост, потому что крышка багажника приподнялась. Сам же он отделался лёгким испугом, поскольку успел ногами упереться в педали и крепко сжать руль, о который ударился носом и грудью. Пришлось нам за ним отправиться в Хомс и вместе с машиной забирать из полиции.
Через несколько дней туда по его следам выехали два заместителя Торгпреда опрашивать преподавателей, к которым он заходил, не был ли он пьян, хотя в полицейском протоколе об этом ничего не написали. Выяснилось лишь, что он в одной из их квартир выпил бутылку пива. Когда я ему рассказал об ужасных картинах, которые нарисовали мне наши водители (я вылетаю через лобовое стекло и оказываюсь на капоте), он успокоил меня:
- Если бы ты поехал со мной, ничего бы вообще не случилось.
Оказалось, что шеф заснул за рулём, недаром, когда мы ездили в командировки, он просил меня всё время говорить с ним, не позволяя отключиться. Впрочем, он легко отделался - приказом Торгпреда ему объявили замечание (выговор означал бы досрочное прекращение загранкомандировки) и на три месяца отстранили от управления машиной. Пришлось нам повсюду ходить пешком, либо брать такси. Позднее Посольство заплатило за сбитый им столб 12 тысяч сирийских лир.
Следует упомянуть ещё об одном интересном факте. В день отъезда начальника в Алеппо, после обеда, я задремал и мне приснился очень тревожный сон, в котором он входит в квартиру одной живущей там преподавательницы русского языка и на её лице вдруг появляется выражение ужаса. Я пересказал этот сон по телефону одной знакомой, чтобы ещё раз убедиться в своей способности предвидеть события. Поскольку начальник находился в дороге, неудивительно, что я сразу заговорил о возможной аварии. Так и случилось.
Когда я вернулся из второго отпуска, произошла серия новых инцидентов. Двоих досрочно отправили в Союз. Один из Торгпредства, будучи пьяным, сбил человека насмерть, и для него это оказалось наилучшим выходом из положения, а вторым (не повезло, что оба случая совпали по времени) оказался мой ученик и староста арабской группы на Высших курсах иностранных языков при Госкомитете по внешнеэкономическим связям. Ответственный, во всём положительный человек, он тоже слегка выпил с делегацией и разбил машину, принадлежавшую сирийской компании. Потом назанимал денег и заплатил ей 40 тысяч лир. За него даже ходили просить к послу, но тот разрешил лишь немного отсрочить его отъезд. Тут же какой-то военный из Синего дома сбил сирийца и попал в тюрьму. Долгое время наши люди были в шоке и просто боялись ездить на своих служебных машинах.
Однажды пожилой советский водитель микроавтобуса подвозил меня до дома и вдруг резко остановился, воскликнув:
- Ой, сбил!
Оказывается, в последний момент ему бросился под колёса местный мальчишка. Мы вылезли из РАФика, но никого не обнаружили. Всё было хорошо, если бы в нас сзади не врезалась легковая машина. Когда водитель её вышел к нам, я объяснил ему на арабском причину резкого торможения (наш шофер при этом молчал):
- Ребёнок перебегал дорогу.
- И где он? – спросил сириец.
- Убежал.
- А как быть с моей машиной?
- Надо было соблюдать дистанцию.
- А, дистанцию, - повторил он за мной и, даже не подождав дорожную полицию, уехал.
На следующий день я увидел, как наш водитель на пару с другим выправляют кувалдами заднюю дверь микроавтобуса. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18800 |
|
|
|
|
Шахматная Сирия
В Торгпредстве было много сильных шахматистов, перворазрядников и кандидатов в мастера. В соседней с отделом кадров комнате, где я сидел, работал заместитель Торгпреда по экономическим вопросам, который часто брал меня на переговоры в разные министерства. Иногда он специально приходил в офис поиграть в шахматы во время моего ночного дежурства. В армии было по-другому. В одном чемпионате среди советских специалистов службы главного инженера зенитно-ракетной бригады я набрал 10 очков из 10, в другом - 9 из 10 (советник главного инженера красиво пожертвовал фигуру). Первые два месяца я жил в Дамаске без семьи в многокомнатной квартире типа гостиницы. К нам по вечерам часто заходил незнакомый мне по службе полковник, сильный шахматист. Каждый раз мы играли две партии с одинаковым результатом 1:1 (белые начинают и выигрывают). В любом случае хочется подчеркнуть демократичность этой древней игры, где не имеют значения ни должности и звания, ни большая разница в возрасте.
Среди сирийцев иногда встречались хорошие шахматисты. Раз мы сыграли с капитаном инженерной службы, свободно говорившем на русском, показательную партию. Офицеры командного пункта зенитно-ракетной бригады столпились вокруг нас, чтобы за него поболеть (советника с нами не было), и в результате упорной борьбы я проиграл. Однажды меня пригласил к себе в отдельный домик подполковник-особист, начал комментировать мои ходы типа "Это игра бедных", но в результате получил мат. Главный инженер бригады, тоже подполковник, которого я несколько раз победил, просто возненавидел меня и мстил (словесно) все два года моей срочной службы.
Работая в Торгпредстве, я иногда ходил в Шахматный клуб имени Карпова при Советском культурном центре в Дамаске. Большой зал, штук сорок столов с шахматными комплектами, но без часов. Обычно против меня играл не один соперник, а целая толпа консультантов. Я притворялся, что не знаю арабского, и слушал, какие ходы они обсуждают. Раз кто-то громко сказал:
- Тут один иностранец хорошо играет в шахматы.
Подошёл молодой человек и довольно быстро меня обыграл. От второй партии он отказался. Потом выяснилось, что он член сборной Сирии по шахматам. Позже я наблюдал, как он анализировал партию из журнала с единственной в зале девушкой-шахматисткой.
Шахматные книги на русском языке, наряду с другими, продавались во многих городах Сирии. Были и местные, довольно простые книги на арабском, где объяснялся смысл каждого хода, начиная с дебюта. Единственное неудобство - описательная нотация, аналогичная той, которая долгое время использовалась в английской, испанской и французской литературе. Надо было карандашом подписывать ходы в простой алгебраической нотации. Эти книги у меня не сохранились, зато есть несколько английских с описательной нотацией.
Продавались свежие югославские Шахматные Информаторы и нидерландские ежегодники New In Chess. Свой первый Информатор я купил именно там, в Хомсе, в 1983 г. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18801 |
|
|
|
|
Каждодневный экзамен
Переводчиком советника по экономическим вопросам был его полный тёзка. Из-за этого случались недоразумения, например, он по ошибке расписывался не в своей строке при получении зарплаты (а там, естественно, стояла сумма, значительно большая, чем его). Когда я приехал, он объяснил мне, что меня будут привлекать к сопровождению делегаций, помощи другим сотрудникам, переводу статей из сирийских газет для составления ежемесячных экономических сборников и т.п.
- Проверять знание языка я у тебя не буду, раз ты закончил ИСАА, - сказал старший переводчик. Сам он, кстати, был выпускником МГИМО, где языки преподавались хуже, чем у нас.
Спустя пару месяцев меня поставили работать с делегацией, которая вела переговоры с сирийской государственной компанией, занимавшейся выпуском резиновых изделий. Возглавлял её бригадный генерал, и в подчинении у него тоже были военные.
- Так, сперва послушаем вас, - начальственно обратился ко мне генерал (недаром говорят, что переводчик каждый день идёт на работу, как на экзамен).
Через полчаса к делу подключился местный товарищ. В результате наше соревнование закончилось вничью.
Первое время в здании Аппарата экономсоветника (АЭС) я сидел на стуле, сбоку от начальника. Потом меня переселили наверх, в приемную нового заместителя Торгпреда по кадрам, чему я усиленно сопротивлялся. Теперь всё, что раньше я делал из любезности и с разрешения моего начальника, приходилось исполнять как обязанность. Наоборот, оттесняя его в сторону, мне постоянно подсовывали документы, которые надо срочно перевести, ссылаясь при этом на указания Торгпреда или его заместителей. Следующим моим прибежищем стал сам отдел кадров, в котором я проработал уже до отъезда в окончательный расчёт.
В конце первого года моего пребывания в Сирии я подменял переводчика экономсоветника во время его отпуска на пару с другим, более опытным: я отвечал за письменный перевод, а он - за устный («Мы теперь с тобой, как сиамские близнецы», шутил я). Ещё спустя год однофамилец экономсоветника, который к тому времени уже был переводчиком Торгпреда, вернулся в СССР, и я недолго подменял его, пока не приехал новый. Тогда же меня избрали заместителем председателя Совета переводчиков, и я возглавил Аттестационную комиссию, которая должна была проверять знания новых переводчиков, а также раз в год каждого (около 50 человек по всей Сирии). В бывшем здании АЭС я вывешивал графики ночных дежурств и доставки прессы, хотя по большей части мне приходилось делать всё самому. В конце третьего года загранкомандировки, я в течение почти двух месяцев подменял переводчика Торгпреда во время его затянувшегося отпуска (обычно он длился 45 дней), что автоматически решило вопрос о моем продлении на четвёртый год.
Когда я провожал начальника в Тартус, откуда он должен был плыть на теплоходе до Одессы в окончательный расчёт, он сказал мне:
- Ты – молодец: выбрал правильную стратегию, работая на Торгпредство.
Я не стал ему объяснять, что, на самом деле, у меня не было никакого расчёта, и это произошло не по моей воле. Его не продлили на четвёртый год из-за напряженных отношений с руководством и секретарём Объединённого парткома при Посольстве СССР. Когда заканчивался второй год его пребывания в Сирии (в отличие от меня, он был оформлен сразу на три года), я даже посоветовал ему пропустить отпуск, и в Москву на лето поехала только его семья. Просто были уже известны случаи, когда неугодные люди из своих отпусков назад не возвращались, а оставленные ими на квартире вещи отсылали в Союз несопровождаемым грузом. Приехав домой, он устроился завхозом в совместное предприятие. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18803 |
|
|
|
|
О сирийском климате
Климат в Сирии сухой и жаркий. Дожди выпадают крайне редко. Как-то их не было всё лето и осень, и первый пошёл лишь в феврале. Тогда звучали призывы к экономному расходованию воды, и было запрещено поливать из шланга свои садики – любимое занятие некоторых местных жителей. Был, правда, случай, когда в течение короткого времени выпало столько осадков, что затопило дороги в районе мостов и машины ехали, погрузившись в воду. В Хомсе и Дамаске мы жили в полуподвальном помещении, в сток наших двориков забивались листья, и в них быстро скапливалась вода. Снег выпадал редко и тут же таял. Кое-где, в горах, он задерживался отдельными клочками, например, на автостраде между Дамаском и Хомсом, и лишь когда мы ехали в Дейр-эз-Зор, в сторону границы с Ираком, он покрывал всё окружающее нас пространство.
В Дамаске летом было нестерпимо жарко, асфальт буквально плавился под ногами. Пройдя во время сиесты по улице семь минут от работы до дома, я падал на кровать и тут же засыпал. Без головного убора ходить было вообще опасно. Солнце слепило глаза. Лица жён специалистов, пренебрегавших тёмными очками, быстро покрывались морщинами. Мне, с моей всего лишь одной четвёртой восточной крови, они были не нужны, и я носил простые, с диоптриями. В Хомсе было не так жарко благодаря постоянным ветрам, которые дули с моря через расщелину между хребтами Ансария и Антиливан. Они же сдували москитов, которые в Дамаске яростно нападали на жену и детей, но совершенно игнорировали меня. Здесь, по улицам, часто ездила машина, пускавшая специальный дым против москитов, но это мало помогало. В портовых городах Тартус, Джебла и Латакия было всегда жарко и влажно, примерно как в нашем Сочи.
В Дамаске вода очищалась серебряными фильтрами, установленными ещё французами, а в Хомсе она была насыщена солями, поэтому её приходилось кипятить в большой кастрюле. На дне выпадал толстый слой белого осадка, очищенную таким образом воду переливали в другую кастрюлю, а остальное выбрасывали. У тех, кто так не делал и увлекался газировкой, при изготовлении которой местные использовали некипяченую воду, уже в течение года появлялись проблемы с почками. В Хомсе же однажды была песчаная буря. Всё небо потемнело, и улицы покрылись красным песком. Она пришла не из Сирийской пустыни, где только камни и потрескавшаяся глинистая корка, а из Саудовской Аравии. Там же постоянно отключали свет из-за недостаточного уровня воды на Евфратской плотине. В кинотеатрах и некоторых магазинах начинали шумно работать генераторы, в большинстве же мест обходились свечами и фонариками.
В целом нам тёплый сирийский климат, с его постоянно голубым безоблачным небом, очень нравился. Вернувшись зимой, по окончании моей срочной службы в армии, мы снова попали в морозы и слякоть, от которых совершенно отвыкли. Дочери при этом всем говорили:
- Нам такой климат не подходит.
В детстве и ранней молодости я часто страдал простудными заболеваниями, недаром одной из моих школьных кличек было «Болявый». Но в Сирии я так прогрелся, что не ходил в районную поликлинику и не бюллетенил десятилетиями.
Сирия
Солнцем обожжённая земля,
Круглый год зелёные поля,
Силуэты невысоких гор,
Вечно голубых небес простор.
Ждут здесь с нетерпением дождей,
Снег недолго радует детей.
Летом мучит страшная жара -
В Хомсе дуют сильные ветра,
А в Дамаске постоянный зной,
Плавится асфальт на мостовой.
Люди в полдень прячутся в домах
И выходят погулять впотьмах.
Освещают путь им фонари,
И слышны шаги их до зари.
21 марта 2024 года |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18804 |
|
|
|
|
О стриптизе и ночных клубах
Как-то мы с моим первым гражданским начальником увидели у входа в центральный кинотеатр Дамаска - «Аш-Шам» большую, красочную афишу. В ней говорилось, что на новогодние праздники в нём состоится показ аргентинского стриптиза.
- Ты, как хочешь, а мне нельзя: я – партийный, - сказал мой шеф с некоторым сожалением.
Это был ещё не закат перестройки, когда наши коммунисты, работавшие в Сирии, начали массово отказываться платить весьма обременительные партвзносы (три процента от очень высокой, по меркам Советского Союза, зарплаты), поэтому его можно было понять. Что касается меня, то я не особо боялся какого-либо наказания, поскольку уже давно вышел из комсомольского возраста (в первую командировку у меня удерживали на взносы один процент из денежного довольствия, про которое начальник отдела кадров в Дамаске на встрече с новыми военными переводчиками сказал, что оно равно зарплате министра обороны СССР).
Как правило, в сирийских кинотеатрах на билетах не были обозначены места, сидеть разрешалось, где хочешь, и заходить во время сеанса тоже (тебя сопровождал человек с фонарём вплоть до свободного кресла). Для семейных пар кое-где были отдельные ложи. Иностранный фильм чередовался с египетским (сирийские режиссёры обычно снимали сериалы, больше похожие на телеспектакли), и так продолжалось весь день. Часто я заходил посередине египетского фильма, потом смотрел иностранный и оставался на арабский, чтобы увидеть его начало. В кинотеатре «Аш-Шам» продавались билеты с наклейками – латинские буквы обозначали ряд, а цифры – номер места. Войдя в зал, я обнаружил, что там сидит много женщин с детьми. Если в обычных кинотеатрах, в интимных сценах молодые ребята начинали свистеть и улюлюкать, то здесь все вели себя прилично, как в театре. На сцену вышли одновременно десять ослепительно красивых латиноамериканок топлес, на высоких каблуках, затем они выступали парами и по одной, но больше ничего с себя не снимали. В перерывах между их номерами выходили фокусники, жонглёры и эквилибристы. Через год туда же приехал стриптиз из Великобритании и Таиланда, и я сходил на него с преподавательницей русского языка с нашего контракта, которая тоже работала в Дамаске.
С тем же шефом мы дважды были в ночных клубах Алеппо. Оба раза нас туда сопровождали сирийцы. На сцене выступали девушки, исполняя танец живота. Сидевшие рядом молодые ребята, заработавшие деньги в Объединённых Арабских Эмиратах, временами засовывали крупные купюры за их разноцветные сверкающие пояса. За отдельную плату они могли пойти за занавеску и поцеловаться с девушками (это случилось как раз, когда мы там были). При первом посещении нами ночного клуба одна из них, сидя за столиком, развернулась и начала пристально смотреть на нас. Бывший с нами сирийский офицер-переводчик подошёл к ней и, наклонившись, заговорил. Эта симпатичная, слегка полненькая девушка-ливанка работала здесь по контракту. Всякие связи с клиентами запрещались, она могла договориться с ними о свидании только в городе. Здесь она подсаживалась за стол по просьбе кого-нибудь из посетителей, и тогда ему приходилось за всё платить в десятки раз дороже, чем остальным. Спустя какое-то время мы вышли на улицу и начали искать гостиницу. В ближайшей из них мы столкнулись в коридоре с той девушкой из ночного клуба и её подругой. Они нас испугались и быстро куда-то исчезли. Но мест в этой гостинице не было, и нам пришлось искать другую. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18806 |
|
|
|
|
Сирийский паркур
Мы встречали Новый год в жилом доме Аппарате экономсоветника (в начале 1988 г. Госкомитет по внешнеэкономическим связям и Министерство внешней торговли СССР были объединены в Министерство внешних экономических связей, и мы вошли в состав Торгпредства СССР в САР, сохранив свои отдельные здания офиса и жилдома). Было весело. Начальник отдела кадров пел на известный мотив: «Движение кадров, движение!», используя реально существующий у этой службы термин. Пили и танцевали. Вдруг ко мне подошла симпатичная медсестра из ЦМП (Центрального медицинского пункта) и, улыбнувшись, негромко сказала:
- Вы тут единственный трезвый. Можно вас попросить о помощи?
Оказалось, что она оставила в своей квартире ключ и не может теперь войти. Мы пошли с нею по темной улице. Окна дома выходили на сирийский Генштаб, вдоль каменной стены которого прохаживался охранник с автоматом. Это было неприятно, но на мои последующие действия он не обратил никакого внимания, поскольку снаружи стояла женщина, к тому же иностранка. Я взобрался на ограду дома, прошел по узкой перегородке высотой около пяти метров, которая разделяла садики нижнего полуподвального этажа, и перелез на нужный балкон. Расчёт был в том, что мне удастся, выбив одно из витражных окошечек в его металлической двери, дотянуться рукой до вставленного изнутри ключа. Я нанёс слишком сильный удар ногой (low kick), порезав лодыжку выше носка. Ключ при этом выпал из двери на пол. Слава богу, снизу был зазор. Я просунул в него кусок разбитого стекла и вытолкнул ключ наружу. Затем вошёл вовнутрь и открыл дверь квартиры, возле которой меня уже ждала обрадованная медсестра. Вообще-то я боюсь высоты, но, видимо, её присутствие придало мне смелости. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18807 |
|
|
|
|
О деньгах
Первое, что нас поразило в Сирии (1982 г.) - это их «портянки». Гигантские банкноты, причём в жутком состоянии, склеенные скотчем, с оторванными углами. В СССР такие, наверное, приняли бы только в сберкассе. Впрочем, их доллары, которые ходили на чёрном рынке, были тоже сильно изношены. Такие в 90-е гг. у нас принимали в некоторых коммерческих банках со скидкой.
Зарплату в Сирии платили раз в месяц (величина её в инвалютных рублях была указана в денежном аттестате, с которым приезжали в страну военные и гражданские специалисты). Обычно в первые две недели их основная масса была истрачена, а потом начиналась жёсткая экономия. Платили советским специалистам много, особенно если сравнить с местным населением, но каждый месяц мы откладывали одну тысячу рублей на чеки Внешпосылторга, к тому же всегда было искушение что-то купить из вещей. Дело в том, что по сравнению с едой они были дёшевы. Дорого стоили также книги, хотя большинство из них представляли собой издания невысокого качества и в мягкой обложке.
Как наши специалисты выходили из положения? Самый простой способ было занять деньги у своих коллег, чьи жёны по каким-то причинам уехали в СССР, хотя у них удерживали двадцать процентов от обычного оклада. Это считалось крайне несправедливым, поскольку находящиеся дома семьи тоже должны была на что-то существовать (тщетными оказались, как и у других специалистов, мои попытки компенсировать часть невыплаченных мне денег - жена не могла после родов вернуться в Сирию из-за того, что в школе не было мест для старшей и средней дочерей). Второй способ был что-нибудь продать, например, пользовавшиеся у сирийцев большим спросом электротовары. Помню, нас с советником вызвали в дом одного военного специалиста. Его квартиру ограбили. Когда мы туда приехали, там уже находился полицейский, который составлял протокол. Замки не тронули, правда, металлическая сетка на входной двери была повреждена. Все золотые украшения жены специалиста пропали. После завершения необходимых формальностей мы с советником вышли на улицу, и он сказал мне, что скорее всего они эти украшения продали и теперь им нужен какой-нибудь официальный документ в качестве оправдания: золотые изделия они занесли в таможенную декларацию при вылете из СССР и, вернувшись из загранкомандировки, им надо было как-то объяснить их отсутствие.
В начале 1985 г., отслужив два года в сирийской армии, я купил в «Берёзке» самый дорогой в ней японский цветной телевизор «Тошиба» аж за 1900 чеков. Привезли нам его, а он не включается. Приезжали несколько раз мастера, что-то в нём подпаивали. В результате вернули деньги, и ненадёжную «Тошибу» сменил солидный цветной «Рубин». Но на этом наши неприятности с покупками не закончились. Новая дорогая настольная лампа тут же сгорела. Во время сборки советской прихожей выяснилось, что в стенке, разделяющей два отделения, гигантская трещина. Заменили её через месяц. В польской кухне оказалась бракованная фурнитура. Лишь югославская мебельная стенка «Ирина» была выше всяких похвал. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18808 |
|
|
|
|
Инкассаторы
Когда я работал в Аппарате экономсоветника (АЭС), мне также часто приходилось помогать бухгалтерии - то нужно было перевести и подписать какой-нибудь счёт, то заполнить чек, то съездить в банк за деньгами. Последнее поручение было самым серьёзным и небезопасным, несмотря на отсутствие преступности в САР. Оружие нам не полагалось, охраны тоже, и мы (главный бухгалтер, водитель и я) просто ехали в отделение банка, которое находилось в центре Дамаска. Парковочные места там были обычно заняты, поэтому автомобиль мы оставляли на расстоянии нескольких сот метров. Входили в здание банка и отдавали кассиру заранее заготовленную бумажку, на которой были расписаны нужные нам купюры. Минут через 20 кассир выносил пачки денег, и мы складывали их в сумку. Затем спешили по длинному переходу, который возвышался над проезжей частью, к машине. Главный бухгалтер нёс сумку, рядом с ним всегда находился шофёр, блокируя подход к его правой руке, а я держался позади них, заслоняя их со спины. В здании АЭС кассир и бухгалтеры запирались изнутри, вскрывали пачки с деньгами и долго их пересчитывали. Если в каких-то из них не хватало купюр, то банк без всяких проволочек их возмещал. Я лично этих случаев не припомню.
Дело в том, что все банки в стране принадлежали государству. Большинство наших контрактов обслуживал Коммерческий банк Сирии, а взаиморасчётами с Советским Союзом на высшем уровне - Центральный банк Сирии. Сюда для переговоров часто приезжала делегация Госбанка СССР. Её всегда возглавляла одна очень требовательная к своим подчинённым женщина. Я поработал с ними один раз, а затем меня постоянно ставили на них. С Сирией мы вели торговлю, используя так наз. клиринговый счёт. Согласовывалась общая стоимость импорта и экспорта, и путём взаимного зачёта определялся размер положительного или отрицательного сальдо сторон. Помню, что за авиабензин они расплачивались с нами в долларах США. Обычно на переговорах я ничего не записывал, просто переводил почти синхронно, с отставанием в два-три слова от говорящего, не напрягая свою память. Однако на переговорах по банковским вопросам были сплошные числа с десятичными дробями, поэтому их приходилось записывать. Кроме того, в арабском языке, как и в немецком, единицы предшествуют десяткам, к чему довольно трудно привыкать. В Центральном банке Сирии я бывал и по другим делам, например, помогал нашим людям получать необходимые визы на документах, разрешающих им вывоз автомобилей, которые они приобрели на территории страны.
В 1990-ые гг. мне предложили снова поработать в Сирии уже заместителем руководителя контракта по финансовым и таможенным вопросам, и я даже оформил для этого загранпаспорт. Но подумав, отказался, так как ехать надо было одному и платили там теперь в несколько раз меньше, чем во времена Советского Союза. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18809 |
|
|
|
|
С разницей в семь лет
Когда я учился на 5-ом курсе, ко мне подошёл лично не знакомый со мной преподаватель, которого в институте называли самым молодым доктором исторических наук, и сказал:
- Скоро нам предстоит поработать с делегацией такого уровня, что выше, я думаю, не будет.
Спустя несколько дней мы с ним уже сидели на переговорах в конференц-зале Советского комитета защиты мира (СКЗМ). Делегация, с которой мы работали, представляла собой практически всё внешнеполитическое руководство Организации освобождения Палестины (ООП). После переговоров, в ожидании остальных, я заглянул в конференц-зал СКЗМ и впервые увидел кусок фильма каратэ (точнее кунг-фу; через два с половиной года, в Сирии, я смотрел их в кинотеатрах Хомса десятками). Сын представителя ООП в Москве, который со временем сам станет послом Государства Палестина, молодой и красивый мужчина, имел чёрный пояс по каратэ (я видел выставленные в шкафу, в его кабинете, фотографии).
Затем мы с делегацией поехали в Минск, участвовали в переговорах с Председателем Президиума Верховного Совета Белорусской ССР и побывали в Хатыни. В последний день нашей поездки я и члены делегации в автобусе «Интуриста» совершили экскурсию по городу Минск. До этого в Москве, на вокзале, и в поезде я в присутствии опытного арабиста тушевался и произнёс всего несколько неуклюжих фраз, вызывавших у членов делегации добрый смех, а тут я начал так бойко переводить, что её глава сказал мне:
- А мы и не думали, что ты так хорошо говоришь по-арабски.
Затем нас привезли в пионерлагерь. Когда я переводил очередную фразу у Вечного огня, за своей спиной я услышал одобрительный шёпот нашего преподавателя: «Молодец». Вторая подряд похвала настолько окрылила меня, что войдя в помещение, где проводилась официальная встреча, я начал с ходу переводить выступление члена делегации, который рассказывал о палестинских пионерах. Но через несколько минут я, словно испугавшись своей смелости, полувопросительно произнёс фразу «Они носят униформу», и тогда к работе подключился основной переводчик. Несмотря на эту шероховатость, я впервые понял, что могу работать на официальных переговорах и перестал их бояться. После работы с этой делегацией, когда я встречался в коридоре или на лестнице с этим преподавателем, он останавливал меня и спрашивал, как мои дела (сейчас он занимает очень высокую научно-административную должность и всё такой же молодой и бодрый).
В Минске выдалось свободное время, и я решил прогуляться по городу. Затем сел в троллейбус, чтобы вернуться в гостиницу. В отличие от Москвы, где надо было бросать в кассу монеты и отрывать билетик, здесь его заранее покупали и пробивали компостером. Стоявшая рядом со мной довольно молодая женщина, увидев моё замешательство, тут же пробила свой билетик и отдала его мне, не взяв с меня денег.
Однажды в Сирии, когда я работал в здании Аппарата экономсоветника, в комнату вошёл начальник отдела кадров и сказал:
- Сегодня пойдёшь в Посольство помогать нашим женщинам на официальном приёме в честь Октябрьской революции.
Кровь прихлынула к моему лицу, и я спросил сидевшего в той же комнате представителя объединения Госкомитета по внешнеэкономическим связям, которое два месяца назад командировало меня в страну:
- Это вообще нормально?
- Да, к этому обычно привлекаются жёны советников посольств, - сказал этот пожилой, умудрённый опытом и несколько флегматичный человек, с которым у меня за все последующие годы совместной работы не было никаких проблем.
Конечно, мне сразу вспомнились слова нашей преподавательницы арабского языка о списке гостей на пиру во времена Петра I, который заканчивался так: «…толмачи и прочая сволочь». Но пришлось скрепиться душой и ехать в Посольство. Там я находился в углу зала, рядом со столом с напитками, и временами разносил их разодетым по-праздничному гостям на подносе. Другие переводчики отдыхали, периодически забирая с моего стола спиртные напитки. Обходя с очередным подносом зал и лавируя между гостями так, чтобы ненароком его не опрокинуть, я вдруг увидел на расстоянии нескольких метров от себя разговаривающего с кем-то руководителя той палестинской делегации, с которой я работал в Москве семь лет назад. Конечно, я не мог подойти к нему и поздороваться, находясь в таком униженном для переводчика положении. Правда, по окончании приёма к нам вышел облачённый в красивый мундир Посол СССР в САР и поблагодарил за работу. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18810 |
|
|
|
|
Квартирный марафон
Жильём в Сирии нас обеспечивал КЭЧ (квартирно-эксплуатационная часть), поскольку по контракту мы занимались преподаванием русского языка в военных учебных заведениях САР. Руководитель его, мой непосредственный начальник, жил в старом запущенном домике с садом, а я - в высоком здании, на окраине города, в большой четырехкомнатной квартире. Она использовалась как гостиница для преподавателей, возвращавшихся из отпуска и ожидавших в ней, когда за ними пришлют транспорт их колледжи.
К концу второго года моего пребывания в Сирии нам обоим выделили по 150 тысяч лир на аренду квартир, которые не имели отношения к КЭЧ (армейские жилища мы тихонько придерживали, как я уже сказал, для наших постоянно проезжавших через Дамаск преподавателей). Денег мы ещё не получили, а мой начальник уже переехал. Хозяйка его жила за стенкой (из своей большой квартиры она сделала две поменьше с отдельными входами). До этого она обещала ему цветной телевизор и видео, теперь же от всего отказалась, да ещё стала следить за тем, как часто он включает шофаж (центральное отопление; бочка с мазутом у них была одна, поэтому они договорились, что каждый платит за него половину общей суммы), при этом сама гоняла шофаж целыми днями. Затем начала жаловаться на то, что его дочь по утрам включает магнитофон (а они, как все арабы, ложились спать очень поздно). В результате через шесть дней он вернулся в свой домик.
Я же несколько недель ждал, когда закончится ремонт в моей будущей квартире. Однако оказалось, что обещанные хаус агентом садик принадлежит соседям, а видео хозяйка, кстати, сирийская писательница, давно забрала себе. Она провела нас по своей квартире, сказала, что одна комната будет заперта (там хранились её книги), а затем и вовсе потребовала за аренду 200 тысяч лир в год.
Между тем мой начальник лихорадочно искал себе другую квартиру, причём делал это не только в рабочее время, но и в оба выходных, везде таская меня за собой. Так продолжалось три недели подряд. Один раз я полушутя пожаловался ему:
- Ну, что это такое, никакой личной жизни.
- Да какая у тебе личная жизнь? – засмеялся он, прозрачно намекая на то, что вся моя семья находилась в это время в СССР.
В другой раз, когда меня из-за отсутствия отдыха стали мучить, несмотря на недавний отпуск, ежедневные головные боли, он начал было говорить:
- Интересно ещё посмотреть квартиры рядом с Посольством.
- А мне неинтересно, - отрезал я, и он прекратил эксплуатировать меня по выходным, избрав в качестве новой жертвы какого-то знакомого.
Квартиру он нашёл, пожил в ней пару месяцев, потом ему опять что-то не понравилось, и он с неё съехал. Окончательно он поселился в третьей по счёту квартире, неподалеку от моей. К тому времени я уже подписал контракт на аренду квартиры с садиком, маленьким фонтаном и качелями, рядом с нашим жилдомом. Вручив хозяину, молодому парню, чек, я попросил его дополнительно купить детскую кроватку и ванночку для третьей дочери и сделать перила на лестнице, ведущей в садик (второй вход был через подъезд дома), чтобы никто из детей с неё не упал.
- Мне нужно ещё дней десять, чтобы привести квартиру в порядок, - сказал он.
- Ничего, я могу подождать, - спокойно ответил я.
Хозяин квартиры повернулся к хаус агенту, который стоял рядом, и сказал:
- Арендатор – благородный человек. Я сделаю всё, что он просит.
И он выполнил своё обещание. Не сразу, но выполнил. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18811 |
|
|
|
|
После грозы
Наступила летняя пора,
На дворе с утра стоит жара,
А под вечер дождь как из ведра
Или небывалая гроза -
Молнии пронзают небеса,
И не слышны наши голоса.
Снова лужи на дворе и грязь,
На окне паук сплетает вязь,
И садятся птицы не спросясь.
В полдень высохнет опять земля,
Выйдут погулять мои друзья,
Скоро к ним играть пойду и я.
Что-то непонятное вокруг:
Налетает сильный ветер вдруг,
Разгоняя с проводов пичуг,
И приносит холод к нам во двор,
Развевая крылья наших штор,
Но иду ему наперекор.
Неужели снова ураган
Прилетел к нам из заморских стран?
Но за ним вдруг появляется туман.
Ничего в погоде не пойму,
Сколько лет на свете я живу.
Всё это во сне иль наяву?
14 июля 2025 года |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18812 |
|
|
|
|
Долой кастовость!
Дети работников советских организаций и специалистов, в том числе военных, проживавших в Дамаске, учились в школе при Посольстве СССР в САР. Были выделены специальные автобусы, которые ехали по определённому маршруту и забирали их, а после уроков отвозили назад. В некоторых классах учились даже школьники из социалистических стран. Но была проблема – для всех не хватало места. За этим внимательно следили отдел кадров и директор школы. Когда я зашёл к нему и спросил, нельзя ли моей жене после родов приехать в Дамаск с детьми, он сказал, что ни мою старшую дочь, ни среднюю сажать некуда: всё переполнено. Так, одна девочка-пятиклассница, которой удалось просочиться в Сирию, уже несколько дней бродила с портфелем по коридору школы, и он не знал, что с ней делать.
Я успел вернуться из второго отпуска, а мест по-прежнему не было. В один прекрасный день в комнату зашёл начальник отдела кадров и сказал, что моей семье можно приезжать. К тому времени я уже переселился в новую квартиру, возле жилдома. Утром к нему подъезжал РАФик и забирал детей. Затем он привозил их обратно, но однажды старшей дочери в автобусе не оказалось. Её просто забыли, за что потом я сильно ругал водителя. К счастью, кто-то из работников Торгпредства заметил нашу дочь, одиноко стоявшую с портфелем возле Посольства, и довёз её до жилдома.
Учительница нашей средней дочери, присланная из Москвы, несмотря на хорошую учёбу, за что-то её невзлюбила. Кроме того, она искусственно разделяла учеников на тех, чьи родители работают в Посольстве, Торгпредстве и Синем доме (Аппарате главного военного советника), и соответственно к ним относилась, причём в самом невыгодным положении оказались дети военных. Тогда я снова пошёл к директору, который однажды ездил с нами в командировку и поэтому знал меня лично. Я обрисовал ему ситуацию со средней дочерью, причём он сразу понял, о ком идёт речь, хотя я не называл ему своей фамилии. Под конец я рассказал про разделение учеников на три неравноправных группы и прямо спросил его:
- В вашей школе что, кастовость?
Через несколько дней, когда я забирал среднюю дочь домой, ко мне подошла её учительница и горестно сказала:
- Ну, что же вы сначала не поговорили со мной?
С того времени она оставила нашу дочь в покое. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18813 |
|
|
|
|
«Чтобы согнуть, надо перегнуть»
Иногда в жизни, если хочешь чего-то добиться, приходится обострить ситуацию — психануть, устроить скандал или, выражаясь по-научному, «включить иррациональное». Для меня это не представляет большой трудности, потому что я и так могу завестись буквально с полуслова. Раз мой первый гражданский начальник в Сирии послал меня в КЭЧ (квартирно-эксплуатационную часть), чтобы спросить, когда ему, наконец, заменят его совершенно отвратительное жильё. Бригадный генерал, начальник КЭЧ, отвечал резко, пренебрежительно глядя на мою гражданскую фигуру. Я вспылил и тоже повысил голос. В конце концов он просто выгнал меня из своего кабинета. А подчинялся он дивизионному генералу, начальнику тыла сирийской армии, к которому мы перед этим лично обращались за помощью (более того, на-днях он увидел меня у здания КЭЧ и сам подвёз до офиса). Вернувшись на работу, я быстро напечатал на пишущей машинке ему письмо, и мы отвезли его в управление тыла. Через пару дней я зачем-то опять зашёл в КЭЧ. Генерал заметил меня в коридоре и пригласил в свой кабинет.
- А вы горячи, - с улыбкой сказал он, угостил чаем и в знак примирения попросил письменно перевести ему небольшой абзац из какого-то контракта, что я немедленно и сделал.
В коридоре его сирийский переводчик рассказал мне, что на следующий день после моего обращения к начальнику тыла армии он приехал с проверкой в КЭЧ и устроил бригадному генералу разнос. В дальнейшем нам предлагали множество вариантов квартир, но мой начальник так ничего и не выбрал.
В другой раз мы со вторым начальником доставили в Дамаск одного нашего преподавателя, неожиданно сошедшего с ума. Мы должны были срочно сделать ему в военном госпитале томографию головного мозга для заключения нашего главврача и отправить на родину. С советским специалистом приехал знавший русский язык лейтенант из военного колледжа, в котором тот преподавал. Мы с ним зашли в комнату, где за столом сидел полный мужчина среднего возраста, в военной форме, но без погон. Я на арабском объяснил ему ситуацию, но он, сделав непроницаемое лицо, сказал, что нам придётся подождать несколько дней. И тогда я включил иррациональное, тут же повысив тон и взяв на себя функции начальника, а не переводчика:
- Несколько дней? Вы не поняли, он сошёл с ума. Я должен немедленно получить результаты томографии и отправить его в Москву!
Когда мы вышли, лейтенант сказал мне по-русски:
- Вы разговаривали с бригадным генералом.
- Откуда мне знать? - ответил я. — Может, это обычный прапорщик.
Томография была сделана немедленно, и мы отправили больного в Москву. А когда это повторилось с другим преподавателем-женщиной, сотрудники Торгпредства начали уже над нами подтрунивать.
После того, как в первом банке нас держали в заложниках (см. соответствующую вспоминалку), к нам в подвал зашёл наш арендодатель с двумя своими сотрудниками и устроил там пикет, мешая нам работать. Затем он ушёл, а его подчинённые продолжали топтаться на месте. Тогда я вдруг ударил кулаком по столу и начал кричать на них:
- Что вы здесь делаете? Вы кто, бандиты, рэкетиры? Ну-ка, вон отсюда, вон!
Эти двое как-то замялись и через минуту вышли, поскольку я продолжал кричать на них. Затем моя бывшая подчинённая, которая за неимением работы перешла в бухгалтерию, захлопала в ладоши, а председатель правления банка ревниво заметила:
- Я вижу, у нас появился неформальный лидер. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18814 |
|
|
|
|
Вкусная тема
Первое, что нам понравилось в Сирии из еды – это ху́мус (в его состав входят нутовое пюре, оливковое масло, чеснок, сок лимона, паприка и кунжутная паста). Нут и бобы с соусом также продаются отдельно, в целлофановых пакетах. Они ещё используются для приготовления фалафеля (по-арабски это произносится как «фаля́филь») - жареных во фритюре шариков, приправленные пряностями. Наряду с широко известной теперь в России шаурмой, в Сирии обычно продаются не менее сытные сэндвичи с фалафелем и различными овощами.
Иногда мы покупали курицу, жареную на гриле (grilled), либо приготовленную в масле, в больших, наглухо закрываемых котлах, и предварительно обмазанную тестом, отчего у неё получается пышная хрустящая корочка (сирийцы называют её одним простым словом «жареная» - broasted). К курице обычно бесплатно прилагается пакет картошки фри с чесночным соусом. Однажды в той же лавке мы увидели нечто маринованное, фиолетового цвета, в целлофановом пакетике. Я спросил:
- Что это?
Продавец сказал:
- Это лифт (репа).
Он же пояснил, что сирийцы часто используют свекольный уксус.
Город удивлял постоянным обилием прекрасных овощей и фруктов (в Сирии собирают два урожая в год). Различные виды маслин, выложенные аккуратными пирамидами на прилавках; непривычные нам тонкие, длинные огурцы с ребристой поверхностью; салат латук, икидинья (японская мушмула), финики и инжир. Многочисленные лавки с восточными сладостями, великолепное мороженое, мгновенно выдаваемое специальными автоматами, красочные пирожные. Варёная кукуруза, сладкая вата и бесподобная бастурма.
Конечно, нам не хватало нашей русской еды. В специальных магазинах для иностранцев продавались внешне похожие на нашу варёная колбаса и сметана, но они имели совсем другой вкус. Возвращаясь из отпуска, специалисты обязательно привозили чёрный хлеб и сало. Что касается свинины, то в Хомсе мы приспособились ездить в одну христианскую деревню с красивым названием Фируза и закупали её оптом, сразу на несколько семей наших военных специалистов.
Что касается хлеба, то повсюду продавались лепёшки, но в Хомсе, например, была лавка с горячими европейскими булочками, которые мы часто с сирийским шофёром развозили по квартирам наших офицеров, отдавая их жёнам и детям. В Дамаске мы постоянно покупали французские багеты. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18815 |
|
|
|
|
Женский вопрос
Помимо мужчин, в Торгпредстве СССР в Сирии работали женщины, которые в отличие от них приезжали одни - секретари, бухгалтеры, врачи, медсёстры и даже переводчица арабского. А так наз. инокорреспонденты сидели почти в каждой комнате. Они ежемесячно выставляли местной стороне, печатая на английском, многочисленные счета за работу советских специалистов и ходили по различным организациям и банкам (все – государственные), отслеживая и ускоряя их оплату.
Что касается интимных связей между советскими гражданами, не состоящими в браке, то они, конечно, вызывали неудовольствие начальства, но какие-то действия предпринимались им только в случае открытого скандала. Серьёзнее стоял вопрос, когда возникали близкие отношения с местным населением - здесь даже слухи и сплетни о них могли привести к очень жёстким мерам. Но перестройка быстро вносила свои коррективы. Если в 1990 г. заместитель Торгпреда по кадрам на собрании клеймил «дружбу с сирийцами взасос», то в 1991 г., как мне сообщил второй начальник, из Москвы пришло указание не обращать на это внимания.
Как-то летним вечером ещё с первым шефом мы приехали в Хомс и зашли к нашим преподавателям. В то время русистами там работали только женщины, которые, естественно, привлекали внимание местного населения и советских специалистов, находившихся в стране по каким-то причинам без жён. Не успели мы войти, как в дверь позвонили. Двое советских мужчин для вида принесли нашим преподавателям мороженое, внимательно рассмотрели нас и ушли. Мы попили чай и уже затемно вышли на улицу. Тут мы обнаружили, что все четыре колеса нашей «Лады» с дипломатическими номерами проколоты. Одна из преподавательниц с балкона позвала мужчину, который жил в соседнем доме, находившемся на расстоянии пары десятков метров. Он немедленно вышел на улицу как был, в галабее, и сказал нам:
- Это сделали их русские знакомые.
Он подогнал свою машину, и на протяжении нескольких часов нам пришлось заниматься ремонтом покрышек. Колёса менялись по одному - отвозились в ближайшую автомастерскую, заклеивались и возвращались назад. Что бы мы делали без помощи этого сирийца, к тому же ночью, я не представляю.
Оказалось, что в роли наших обидчиков выступили советские военные - майор и подполковник. Причин для такого хулиганского поступка у них не было: о близких отношениях с этими преподавателями да и всеми другими не было и речи. На следующее утро мы не стали заниматься разбирательством и продолжили наш путь. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18816 |
|
|
|
|
О трудностях перевода
Конечно, во время устного перевода возникали многочисленные проблемы, связанные с наличием в арабских странах местных наречий. Если в Сирии, Ливане, Иордании и Палестине говорят примерно на одном диалекте, то уже в расположенном близко от них Ираке он совсем другой (в приложении к диплому ИСАА при МГУ он записан у меня в качестве дополнительного восточного языка). Что касается арабов из стран Большого Магриба (Марокко, Алжира, Туниса, Ливии и др.), то их с трудом понимают жители восточной части арабского мира. Даже в относительно лёгком сирийском диалекте так искажается произношение слов литературного языка (используется в книгах, прессе, официальных речах политиков и сводках новостей) и добавляется столько своих, весьма специфических, что начинающему переводчику он кажется какой-то абракадаброй. Возникают ситуации, когда он, попадая в среду обычных необразованных людей, не понимает их, а они - его. Поэтому, как не крути, возникает необходимость переучиваться прямо на месте. Следует отметить, что и внутри сирийского диалекта выделяются свои говоры, в зависимости от провинции, где родился и вырос тот или иной человек. Существует также разница в речи жителей городов и деревень.
Что касается меня, то, если собеседник говорил на литературном языке, я понимал практически всё (когда я только начинал свою работу, мой научный руководитель, опытный переводчик, сказал мне, что понимать семьдесят процентов - это уже хорошо). Если же он объяснялся на диалекте, то возникали недоразумения. Хуже всего, если на нём говорили в официальной обстановке. Этим грешили почти все генералы и офицеры, но и среди гражданских лиц это было очень часто, например, на диалекте всегда говорил премьер-министр Сирии и даже женщина, возглавлявшая министерство культуры.
Следует также отметить, что в арабский литературный язык вошла вся лексика Корана и доисламской поэзии, которая вобрала в себя говоры разных племён, населявших Аравийский полуостров. Отсюда огромное количество синонимов, в которых тонешь, как в океане. К тому же большинство носителей языка не делает никаких скидок переводчику, забывая о том, что он – иностранец и не обязан всё понимать. Более того, бывают такие люди, которые стараются максимально затруднить его работу. Например, меня не раз удивлял министр экономики Сирии, говоривший медленно, но так тихо, что я был вынужден весь вытягиваться вперед и поворачиваться к нему ухом, с напряжением вслушиваясь в его речь (тут мне было, явно, не до синхронного перевода). Но он будто ничего не замечал, и это могло продолжаться часами. Не говоря уже о том, что во время срочной военной службы мне постоянно приходилось переводить пожилого сирийского генерала, командира зенитно-ракетной бригады в Хомсе, который при разговоре не выпускал изо рта курительную трубку, хотя я и без неё едва понимал его махровый диалект. Не только у меня были такие проблемы. У нас на контракте русистов работал ингуш, который в процессе преподавания русского языка в военном колледже начал хорошо понимать сирийский диалект и говорить на нём. Как-то туда из Москвы приезжает один советский генерал со своим переводчиком. Разговор за столом с начальником колледжа, он плавает, преподаватель русского языка начинает ему тихонько подсказывать. Тот его в конце благодарит:
- Ну, ты, брат, меня выручил.
Ещё до Хомса я два месяца ежедневно со всеми ездил из Дамаска на военный аэродром в пустыне. В течение двух часов дороги я без умолку болтал с местными офицерами, которые в то время не спали, за что они шутя называли меня «бу́льбуль» (соловей). Наши советские специалисты, привыкшие слышать от местных жителей только сирийский диалект, спрашивали меня:
- Да на каком языке ты с ними говоришь?
Это параллельное существование внутри одной страны двух фактически разных языков сильно затрудняло работу переводчика. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18817 |
|
|
|
|
О любви и дружбе
Система образования в Сирии напоминает французскую. Дети учатся двенадцать лет, до восемнадцати. Начальная школа продолжается шесть, подготовительная и средняя – три года каждая. Отучившиеся девять лет в армии служат сержантами, двенадцать - старшими сержантами. Звание лейтенанта получают выпускники инженерных и медицинских вузов. Однажды разговаривал с сирийским переводчиком, кандидатом филологических наук, который жаловался, что служит в армии всего лишь в звании старшего сержанта.
Браки военных с иностранками, в том числе женщинами из Советского Союза, были запрещены. Многие из них учились у нас в вузах или заканчивали курсы. Они встречались с нашими женщинами, которые рожали от них детей. Однажды во время поездки из Дамаска к месту службы, на аэродроме, мне сказали:
- Посмотри на того капитана, который сидит у окна. Он плачет, потому что у него в России остался сын - Артур.
Другие использовали хитрость – вместо них женились их гражданские братья, правда, те не всегда держали своё слово, и их жёны оставались с ними. На том же аэродроме служил один капитан, хорошо говоривший по-русски. Через какое-то время я встретил его в Хомсе, в своей бригаде. Другой офицер, тоже переводчик, сказал мне:
- Всё, скоро его уволят из армии: узнали, что он женат на русской.
Многие офицеры, отучившиеся в наших вузах, совмещали свои прямые обязанности с работой переводчиков, поскольку их не хватало (даже мой начальник отдавал меня на продолжительное время нашим специалистам-лётчикам и периодически – советнику командира батальона радиоэлектронной борьбы). Однажды мы ездили с одним сирийским майором по делам службы в окрестностях Хомса. О нём рассказывали, что во время учёбы в Советском Союзе он был первым по русскому языку. За всю дорогу он допустил лишь одну неточность, сказав слово «непрямой» вместо «кривой». Когда он впервые вошёл в комнату, я подумал, что он русский, поскольку говорил майор вообще без акцента. Правда, и он, прочитав мой письменный перевод с русского, сделал мне комплимент:
- У нас не каждый офицер может так грамотно писать на арабском.
В целом сирийцы очень быстро овладевали русским языком. У арабов выучить означает запомнить наизусть, поэтому память у них отличная. Когда я работал на гражданском контракте, мы с шефом однажды присутствовали на вечере русского языка в Военной академии имени Асада. Слушатели 1-го курса говорили так бойко, что мы просто дивились на них. Впрочем, и наши преподаватели русского языка, которые жили в городе и постоянно общались с соседями, тоже неплохо освоили сирийский диалект. Их женщины дружили с нашими русистками, приходили в гости и старались помочь всем, чем могли. |
|
|
| номер сообщения: 23-57-18818 |
|
|
| |
|
|
|
|
|
|
|
| Copyright chesspro.ru 2004-2025 гг. |
|
|
|
